Башкиры в Казанском и Касимовском ханствах
После образования Казанского ханства часть башкир признала над собой сюзеренитет Улуг-Мухаммеда или его преемников, поэтому они массово раздавали башкирам тарханские ярлыки, желая привлечь их на военную службу. Например, в архивных документах сохранились выдержки из ярлыка казанского хана Ибрагима (1467—1479), выданного башкирам Гирейской волости. А уже в 1467 году казанский хан Ибрагим напал на великое княжество Московское «со всею своею землею с Камскою и с Сыплинскою и с Костяцкою и з Беловоложскою и Вотяцкою и з Башкирскою». Предки башкирского тархана и старшины Надыровой волости Надира Уразметова получили тарханский ярлык от ханов Мухаммад-Амина и Сафа-Гирея. Также известен текст ярлыка хана Сахиб-Гирея (1524—1531), данный башкирам Иректинской волости. Вдоль реки Ик возникло множество тарханских волостей, являвшихся своеобразными дубликатами одноименных волостей Восточной, Юго-Восточной и Северной Башкирии — Табынская, Иректинская, Бурзянская, Кыпчакская, Тангаурская, Тамъянская, Гайнинская, Мингская, Айлинская, Сынгрянская и другие.
Переселенцев влекла перспектива службы казанскому хану, сулившая награды, жалованье и добычу в ходе многочисленных походов на Русь. Хан, испытывавший дефицит конных воинов, охотно принимал на службу башкирских тарханов. Последние органично вписывались в структуру господствующего класса, так как принадлежали к одной всаднической культуре. Некоторые правящие кланы Казанского ханства, например, Барын и Кыпчак номинально совпадали с такими же башкирскими родами. Напротив, Ногайская Орда абсолютно не нуждалась в привлечении башкирской кавалерии, так как в избытке хватало собственной. Поэтому она не сопротивлялась перетеканию военных кадров в соседнее ханство. Тем более, что ногайские правители, не будучи Чингизидами, не имели права инвеституры тарханства. В русской летописи под 1551 годом среди прочих категорий населения Казанского ханства упоминаются тарханы, которые по общему заключению исследователей, были башкирами по происхождению. Кроме того, в архивных источниках имеются указания, что в числе казанских мурз, владевших поместьями на основе суюргала (лена), также имелось определенное число представителей башкирской знати.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что башкирские тарханы служили и в вассальном по отношению к Москве Касимовском ханстве, которое сыграло роль тарана в ходе военных кампаний царя Ивана IV, направленных на завоевание Казани. Именно Касимов стал тем местом, где возникло сословие служилых татар и мурз. В грамоте, выданной темниковскому князю Еникею в 1539 году, говорится: «…татар из тарханов и башкирцев и можерянов (мишарей, — прим. С.Х.), которые живут в Темникове, судить и ведать их по старине…». Как видим, сословие служилых татар формировалось из различных элементов, среди которых были также рядовые башкиры и тарханы. Среди беляков (владений) Касимовского ханства упоминаются Каршинский и Иректинский, в названии которых читаются башкирские родовые подразделения Иректы и Каршин. Таким образом, накануне «Казанской войны» башкирские тарханы, мурзы и рядовые башкиры (казаки) служили как в войсках Казанского, так и Касимовского ханства.
Формирование столицы
Вопрос о времени построения политического центра ханства в науке остается открытым. Известно, что населенный пункт город Казань по сведениям источников существовал в среднем течении Волги еще до прихода сюда Улу-Мухаммеда. Однако многие историки полагают, что столица ханства была построена заново на новом месте и просто переняла название уже существовавшего города. Поэтому в истории казанского ханства обычно в научной литературе применительно к ее центру употребляется наименование новая Казань для обозначения ее как другого населенного пункта по сравнению с прежней старой Казанью.
Ученые обсуждают вопрос о времени и правителе, при котором новая столица была построена. Согласно одной точке зрения, она уже была в среднем течении Волги рядом со старой Казанью в то время, когда сюда пришел Улу-Мухаммед. При этом все равно указывается, что он принял меры и позаботился о ее большем укреплении и расширении в качестве центра своего пребывания. Согласно другой точке зрения, именно Улу-Мухаммед заложил город и при нем он был возведен, а до него его еще не было. В любом случае, ученые сходятся во мнении, что новая Казань приобрела значение политического центра нового государства при Улу-Мухаммеде.
История и национальная мифология
Сразу следует оговориться, что понятие национальной мифологии не несет в себе негативной коннотации. Национальный миф формируется в виде идеального образа о собственном прошлом, который затем прочно укореняется в коллективном сознании народа, играя важную роль в процессе формирования народа. При этом он не всегда соответствует исторической действительности. Например, русский миф, выраженный в стихах А. Блока:
«Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!»
невольно порождает ряд вопросов. Настолько ли враждебными были названные расы по отношению к России? Или Европа была не столько враждебна, сколько эгоцентрична? Не потому ли приглашение А. Блока прийти «на братский мир труда и мира» всегда воспринималось Европой навязчивостью парвеню? Тем не менее вряд ли можно поспорить с тем, что Россия с ее «особым путем» воспринимается западным миром как нечто чуждое и вторичное. Высокомерное отношение оскорбляло русскую элиту, всегда страстно желавшую быть признанной европейцами. Следствием этого ресентимента стала презумпция враждебности Запада по отношению к России, а влияние «расы монголов» было объявлено причиной ее социально-экономического отставания.
Аналогичным образом взятие Казани в татарском национальном дискурсе, сформулированном в конце XIX — начале XX веков Ш. Марджани, М. Рамзи и другими историками, стало краеугольным моментом национальной истории, который стал водоразделом между «золотым веком» независимого существования и периодом угнетения под русским владычеством. В советской и постсоветской татарской историографии противопоставление двух периодов истории было усилено, достигнув манихейского дуализма («время света» и «время тьмы»). Поэтому ресентимент в татарском национальном дискурсе и мифологии фокусировался на образе «русских колонизаторов» и, как ни странно, на башкирах — за то, что они «не помогали татарам защищать Казань», «добровольно приняли русское подданство», «не хотят быть частью единой и неделимой татарской нации» и т. д. и т. п.
Что касается башкирского взгляда на указанные события, то он менялся с течением времени и обстоятельств. В башкирских хрониках и шежере XVII—XIX веков, а также в башкирском национальном дискурсе конца XIX — начала XX веков падение Казанского ханства описывалось нейтрально, т. е. без каких-либо оценочных суждений. Однако в советской историографии уже прямо утверждалось, что завоевания Ивана IV и других царей имели прогрессивное историческое значение. Например, утверждалось, что башкирский народ, разделенный на части четырьмя постордынскими образованиями (Казанским, Сибирским и Астраханским ханствами, а также Ногайской Ордой), изнывал под игом «татарских феодалов». Поэтому известие о падении Казани в 1552 году было воспринято башкирами якобы с огромной радостью, а уже в 1557 году все башкирские бии присягнули на верность Ивану IV, следствием чего стало добровольное присоединение Башкирии к Московскому царству. Надо ли говорить, что официальная идеология, как и национальная мифология, всегда противоречат реальной истории? Итак, что в истории «Казанского взятия» и последующих событий соответствует исторической действительности, а что нет?
Колониальная политика Московского государства
Колониальная политика Московского государства не была и не могла быть одномерной, неизменной в своей методологии и тактике. Так, сначала московская политика следовала агрессивным целям, сформулированным до 1552 года эпигонами, идеям «крестового похода» против «безбожных агарян», клятвопреступных, «проклятых безбожников — казанских татар» — митрополитом Макарием и протопопом Сильвестром.
Этому этапу колониальной политики соответствовала такая степень сопротивления татар, которая характеризуется как национально-освободительная борьба. «Казанская война», то усиливаясь, то ослабевая по степени «военизации», продолжилась вплоть до 1557 — 1558 года.
С этого момента в ней появляются элементы более мягкого и гибкого подхода в виде формулы нового архиепископа Гурия — «крестить татар, но без принуждения». Изначально выбранный приоритетно-репрессивный вариант колонизации смягчался и под воздействием не утихавших восстаний татар и других нерусских народов.
Их лояльность была необходима как для решения внутренних задач государства, так и с точки зрения активизации внешней политики России и обеспечения его безопасности. «Прагматическая направленность в русской политике, — оставалась доминирующей до конца XVII века, так же как засвидетельственная в документах, почти постоянно повторявшаяся формула в московских наказах местным воеводам к нерусским «держать ласка, и привет, и береженье».
Изгнание татар из привычных мест обитания
Активная колонизация Поволжья сопровождалась изгнанием татар из привычных, удобных мест проживания. В Казани уцелевшим после штурма 1552 года татарам разрешено было жить только за озером Кабан в низменной, болотистой местности, где и сформировалась Старотатарская слобода.
Как и другим нерусским народам, татарам было запрещено входить в Кремль без разрешения воеводы. Были конфискованы ханские земли и владения выступавших против царя казанских феодалов. Татар отселили с берегов Волги и Камы на 30 километров, изгнали из деревень, расположенных вдоль крупных дорог. Власть при этом руководствовалась не только желанием получить прибрежные черноземные земли, но и стремлением свести на нет опасность новых выступлений, поскольку повстанцы, как правило, перемещались вдоль речных стратегических коммуникаций. В результате в первые 15 лет после присоединения края больше трети бывших татарских деревень были заселены русскими.
Значительная часть татарского населения бежала в северные и северо-восточные районы, а также на Урал и в Сибирь, где осваивала новые земли и основывала новые поселения. Последствия исчезновения татарских городов привели к перемещению в деревню всей татарской духовной и материальной культуры. В итоге подобная практика привела к определенной однобокости в развитии татарского народа в целом; отсутствие городской прослойки отрицательно сказалось на социально-экономической и культурной жизни татарского населения».
Опять о национальной мифологии
Как видим, история Золотой Орды, обстоятельства падения Казанского ханства и последовавшие за ним события не укладываются в распространенные в массовом сознании представления и во многом противоречат национальным мифам — татарскому, русскому и башкирскому. Если освященная патриотической традицией Куликовская битва сегодня объявлена символом борьбы русского народа против «татарского ига», то реальная Куликовская битва была лишь следствием банальной междоусобицы, во время которой князь Дмитрий Донской разбил темника Мамая — взбунтовавшегося вассала своего сюзерена хана Тохтамыша. В истории взятия Казани также реальное переплетено с мифологическим. Как и в случае с Куликовской битвой московско-казанская война 1552—1556 годов в восприятии современников вряд ли имела ту же эмоциональную окраску, каковую сегодня ей придают татарские национальные организации. Например, в 1794 году мишарские старшины Уфимского наместничества писали в генерал-прокурору А.Н. Самойлову: «Мещярский наш народ прежде других иноверцев по собственному желанию, переселившись из Золотой Орды в Россию 6991 (1482—1483) году за верныя и беспорочныя предков наших российскому скипетру службы как при взятье Казани, так и при других многих тогдашнего времени случаях жалованы были в разных местах на Горной стороне реки Волги поместными дачами…». Как видим, касимовских мурз и служилых татар переполняла гордость за участие во взятие Казани, а сегодня их потомки, возможно, участвуют в Дне памяти взятия Казани, оплакивая ее защитников. Таковы парадоксы истории. Так или иначе, события пятисотлетней давности является центральным событием национального мифа татарского народа и консолидирующим элементом его исторической памяти.
Что касается башкир, то для них падение Казани также стало одним из ключевых моментов истории. Как было показано выше, процесс вхождения Башкирии в состав Московского царства имел постепенный и противоречивый характер. Нет сомнения в том, что башкиры приняли русское подданство добровольно, о чем они неоднократно указывали в своих челобитных царю, гордясь тем, что не являются покоренным народом. Один из лидеров башкирского восстания 1735—1740 годов мулла Юлдаш Суярымбетов заявлял правительству: «…деды де и отцы их от предков мусульманских и нагайских ханов владели вотчинными землями и водами и, сыскав великих князей-государей, пришли под протекцию их величества сами собою, а не так, как другие государства — силою и войною приведены в подданство». Однако в этой браваде есть известная доля лукавства. На самом деле в условиях калмыцкого нашествия начала XVII века разобщенные башкирские кланы, одни из которых уже присягнули московскому царю, а другие еще сражались на стороне Кучумовичей или ногайских биев, были вынуждены признать русское подданство и тем самым заполнить внезапно образовавшийся вакуум власти.
Почему в момент полного безвластия они не восстановили собственное княжество, существовавшее вплоть до XIV века? Этот вопрос всегда возникает при изучении вопроса о добровольном присоединении Башкирии к России. Ответ очевиден: представления о том, что народ является источником власти, появляются лишь в Новое время, а в описываемый период власть могла исходить лишь от представителя легитимной в глазах большинства населения династии. Таковой в то время могла быть только сакральная фигура принца крови, т. е. Чингизида. Именно поэтому башкиры не смогли выдвинуть правителя из собственной среды. Чтобы решиться на подобный шаг, им нужно было обладать такой несокрушимой военной мощью, которая могла бы подавить любые попытки оспорить их претензии. Такой силой обладали лишь Тамерлан и Иван IV, презревшие законы чингизизма. Примечательно, что в начале XVIII века предводитель башкирского восстания 1704—1711 годов тархан Алдар Исекеев сумел провозгласить башкирское ханство, объявив ханом одного из Кучумовичей. После этого он начал реконкисту, предприняв поход в Казанский уезд с целью реставрации Чингизидов в Казани. Однако это уже совсем другая история…
Башкиры и Ногайская Орда
После образования Золотой Орды Башкирия была отдана в управление Шибану, брату Бату-хана. Однако башкиры непосредственно не входили в состав его улуса и потому не были разверстаны по крыльям и десятичной системе. Они составляли вассальное владение с собственным правителем, который платил дань Шибанидам. Аналогичным политическим статусом обладали русские князья, правители Армении, Грузии, Мордовии, Алании, Волжской Болгарии и других стран. Все они сохранили известную степень автономии при условии выплаты дани и поставки в случае надобности воинских контингентов. Как писал М.Г. Сафаргалиев, исторические сведения «в достаточной мере подтверждают факты сохранения монголами представителей прежней династии у русских, черкесов, алан, мордвы, башкир в период образования Золотой Орды». Вывод исследователя подтверждается также тем, что католический миссионер Иоганка Венгр, прибывший в начале XIV века в Башкирию, обнаружил здесь «государя всей Баскардии», который «совершенно заражен сарацинским заблуждением», то есть исламом.
В конце XV века Ногайская Орда, которой правили князья (улубии) Едигеевичи из племени Мангыт, распространили свою власть на большую часть территории Башкирии. С этого времени «государь всей Баскардии» более не упоминается, а вместо него появляются ногайские наместники, назначавшиеся из числа мангытских мурз и зависимых от них Чингизидов, правление которых, по мнению В.В. Трепавлова, «трактуется как управленческая тренировка, приобретение административных навыков будущими ханами; Башкирия выступала в роли опытного полигона для них». Проблема Ногайской Орды заключалась в дефиците легитимности ее правящей династии: согласно идеологии чингизизма, ногайские Едигеевичи, так же как сибирские Тайбугиды, русские Рюриковичи и среднеазиатские Тимуриды, считались узурпаторами, если с определенного момента начинали править от своего имени, а не под, пусть даже формальным, сюзеренитетом какого-нибудь Чингизида.
Взаимоотношения с Московским княжеством
При хане Улу-Мухаммеде и его сыне Махмуде проводилась активная внешняя политика. Казанцы совершали набеги на русские земли. Уже в 1439 году хан Улу-Мухаммед подступил к Москве и осадил её, однако через одиннадцать дней отступил, разграбив по пути Коломну и несколько других русских городов. В 1444 году хан напал на Нижегородское и Рязанское княжества, а в 1445 году разбил русские войска под Суздалем и захватил в плен самого великого князя Василия II, наложив дань на Московское княжество.
Московское княжество не раз пыталось подчинить Казань своему влиянию. Ещё в 1467 году русские войска совершили поход на Казань, чтобы посадить на казанский престол царевича Касима. В третьей четверти XV века имели место ярко выраженные противоречия между государствами, выраженные в столкновении интересов Москвы и Казани в землях Верхнего Поволжья. В 80-х гг. XV века московское правительство активно вмешивалось в борьбу за казанский престол и часто посылало войска на Казань с целью посадить на казанский трон своего ставленника.
Результатом долгой борьбы стало взятие московскими войсками Казани в 1487 году и не присоединение Казанского ханства к Москве (что противоречило бы союзническим отношениям с Крымским ханством в тот период), а утверждение на казанском престоле лояльного Москве хана Мухаммед-Эмина. Тем не менее, за весь относительно мирный период правления московского ставленника Мухаммед-Эмина в ханстве неоднократно имели место выступления знати, поддержанной ногайскими мурзами, с целью посадить на трон тюменского царевича[какого?]. Иван III вынужден был пойти на уступки казанской знати, разрешив сместить Мухаммед-Эмина и посадить на престол его брата — Абдул-Латифа.
Первое двадцатилетие XVI века было в отношениях Москвы и Казани относительно мирным, исключая инцидент 1505—1507 гг. В это время произошло изменение внешнеполитической ситуации для России: пала Золотая орда и крымский хан начал претендовать на получение власти на всех её землях от Чёрного моря до Казани. Воспользовавшись смертью Ивана III (1440-1505), Мухаммед-Эмин попытался освободиться от влияния Москвы. Во время конфликта русские организовали в 1506 году крупный поход на Казань, потерпев у стен города поражение.
В августе 1521 года силы казанского хана Сахиба Гирея совершили военный поход на нижегородские, муромские, клинские, мещёрские и владимирские земли и соединились с войском крымского хана Мехмеда Гирея у Коломны. После чего осадили Москву и вынудили Василия III к подписанию мирного договора. Этим закончился период относительно мирного сосуществования Москвы и Казани, продолжавшийся с 1487 года.
Всего только в период с 1521 года по 1545-й, согласно летописям, казанские ханы совершили около сорока походов на русские земли, в основном в районы близ Нижнего Новгорода, Вятки, Владимира, Костромы, Галича и Мурома. В некоторые годы таких походов было несколько — от двух до четырёх .
Завоевание Россией
После попыток поставить во главе Казани лояльного Москве хана Иван ІV предпринял серию военных походов. Первые два не увенчались успехом, и в 1552 году великий князь в третий раз осадил столицу ханства. После взрыва городских стен заложенным в тайно сделанных подкопах порохом, Казань была взята штурмом, значительная часть населения перебита, а сам город сгорел. Казанское ханство прекратило своё существование, и Среднее Поволжье в значительной своей части было присоединено к России. В память о взятии Казани и победе над Казанским ханством по приказу Ивана Грозного был построен Собор Василия Блаженного на Красной площади в Москве.
Казанское ханство стало частью России, русский царь получил титул «Царь Казанский». После взятия Казани и до территориально-государственной реформы Петра I 1708 года, территория завоёванного Казанского ханства входила в состав Казанского уезда. Административно управлялась т. н. приказом Казанского дворца в Москве
Также созданная Казанская архиепископия сразу была назначена третьей по важности в Русской Православной Церкви
География и население
Территория ханства составляла Мусульманский булгар -заселенные земли Bolar, Cükätäw, Казань, и Кашан герцогства и другие регионы, которые изначально принадлежали Волжская Болгария. В Волга, Кама и Вятка были главными реками ханства, а также основными торговыми путями. Большинство населения были Казанские татары. Их самоидентификация не ограничивалась татарами; многие называли себя просто мусульманами или «казанцами». ислам была государственной религией.
Местная феодальная знать состояла из этнических булгар, а двор и телохранитель казанских ханов — из степных татар (Кипчаки, а позже Ногайцы ), который жил в Казани. Согласно Ginghizide традиции местные тюркские племена называли также Татары степным дворянством, а затем и русской элитой. Часть высшего дворянства происходила из Золотая Орда. В его состав входили представители четырех ведущих дворянских семей: Аргин, Барин, Кыпчак и Ширин.
Подчиненные хану народы включали Чувашский, Мари, Мордва, Мишарские татары, Удмуртский, и Башкирский. В Пермяки и некоторые из Коми племена также вошли в состав ханства. Мишары прибыли в период Золотой Орды и постепенно ассимилировали местных финских мордвинов и Буртас. Их территорией управляли бывшие степные татары. Некоторые княжества Мишар никогда не контролировались из Казани, а тяготели к Касымское ханство или же Московская Россия.
Большая часть территории ханства была покрыта лесами, и только южная часть примыкала к степь. Основное население степей составляли кочевые мангиты, известные также как Ногайцы, которые иногда признавали правление Казанского хана, но чаще совершали набеги на земледельческих татар и чувашей, как это было в золотоордынский период. Позже ногайцев пересадили и заменили на Калмыки. Совсем недавно эту территорию заселили татары, чуваши и русские, которые возвели оборонительные стены для охраны южной границы. С момента основания ханства татарские казачьи войска защищали ханство от ногайцев.
Русские источники указывают, что в Казанском ханстве использовалось не менее пяти языков. Первым и главным был Татарский язык, в том числе средний диалект казанских татар и западный диалект мишаров. Его письменная форма (Древнетатарский язык ) был излюбленным языком государства. В Чувашский язык был потомком Болгарский язык на языке язычников Чуваши. В Болгарский язык также сильно повлиял на средний диалект Татарский язык. Остальные трое, вероятно, были Марийский язык, то Мордовские языки и Башкирский язык, также развившиеся из Болгара и Кипчакские языки.
